Это фильм на любителя, так как Маевский накогда не шёл на поводу у зрителя.
Для лучшего представления о личности режиссёра предлагаю фрагменты из бесед с ним, позаимствованные из “Независимой газеты” и “Российской газеты”:

(Кино) как машина, которая заставляет людей сидеть на своих местах, потому что кто-то бежит, кого-то преследуют. Все очень быстро происходит: рубить-рубить-рубить, резать-резать-резать! Это один большой побег от самих себя. Огромные деньги можно заработать, просто помогая людям сбежать от самих себя, а этого хотят миллионы людей. Им помогают фильмы, компьютерные игры, телепередачи. Всякие танцы со звездами – люди сбегают от самих себя. И это величайший бизнес на Земле! Еще – наркотики и алкоголь, конечно. Я хочу сказать: это все попытка побега. Что это доказывает? Что людям некомфортно наедине с собой. Люди довольно одиноки, они не думают о себе в положительном ключе – им нужно убежать. Вы знаете, все эти фильмы, где парни убегают-догоняют, – это побег. Ведь скорость – это наркотик. И быстрая нарезка создает ощущение, что ты на американских горках. Вуууу! Сначала вниз! Потом вверх! Вправо! Влево! И, выходя из кинотеатра, не помнишь ничего. Вы не помните истории. Когда герой прыгает с двадцатого этажа на крышу проезжающего грузовика, потом на крышу трамвая, а оттуда – в реку, что я вижу? Потом он забирается на мост, прыгает на другой грузовик. Я смотрел «Матрицу», не понял ничего! Что происходит? Как сопереживать герою, который может все? Полететь в космос, спрыгнуть с любого здания. Он бессердечный, он не человек. Как ему сопереживать?
Я-то, когда выхожу из кинозала, не могу вспомнить никаких хитросплетений сюжета. Помню отдельные моменты – особенности поведения героев, странности, неожиданные кадры. Поэтому я не очень забочусь о сюжете, хотя это очень сильное средство, с помощью которого можно управлять вниманием аудитории. Но мне не привлекает такой способ “захвата” зрителя. Я ищу чего-то другого. Многие говорят мне, что мои фильмы застревают в памяти, их помнят. Мне этого вполне достаточно.
На мой взгляд, многие фильмы сегодня оказываются “безвкусными”, с точки зрения языка кино. В 1920-1930-х годах было много великолепных работ. Но сейчас побеждает телеэстетика, причем в варианте MTV. Впечатление, что люди, которые делают кино, больше всего хотят убежать от самого фильма. Они не хотят думать о нем, боятся остаться внутри своей картины. Честно говоря, я чувствую себя потерянным в современном кино.

Есть огромная разница между той перспективой, что создает “киноглаз”, этот механический инструмент видения, и человеческим взглядом. Глаз человека невероятно подвижен, хрусталик адаптируется к дали и к ближнему плану, мы выбираем объекты, наводим резкость, перескакиваем на другие предметы… И этот способ видения очень близок к тому, что делал Питер Брейгель. Когда я стал выбирать из картины персонажей для фильма, я с изумлением обнаружил, что на картине семь (!) разных перспектив. Непонятно, как он это смог сделать. Но это был лучший способ для представления огромного театра с пятьюстами персонажами, каждый из которых – как на ладони. В пространстве реального театра, с уходящей вдаль сценой, отчетливо можно увидеть только тех, кто на авансцене. Остальные терялись бы вдали. У Брейгеля каждого героя можно разглядеть в подробностях.
В этом есть что-то от волшебства мага или фокусника. Пейзаж на его картине совершенно метафизического свойства. Он переносит сюжет страстей Христа в Голландию. Но он рисует ландшафт (а Нидерланды, как известно, равнинная страна, которая и холмами не балует, не то, что горами) со скалой посередке, а на скалу он еще и мельницу водружает. Вы можете представить безумца, который соорудит мельницу на вершине скалы? Он бы остался без клиентов. Но Брейгеля практические соображения мало волнуют. Жернова, которые все перемелют в муку, это жернова судьбы, круг жизни и смерти.

Посмотрев “Мельницу и крест”, есть над чем подумать.

Подготовлено для сайта torrnado.ru