Речь сейчас пойдёт о единственной части знаменитой тетралогии Антониони («Приключение», «Ночь», «Затмение», «Красная пустыня») проскользнувшей в советский прокат почти своевременно, в середине 1960-х. С неё началось моё знакомство с классиком европейского кино и, пересмотрев её недавно, через много-много лет, я понял, что, как и во всяком произведении большого искусства в ней есть тайна, которая открывается только внимательному и чуткому зрителю.

И сорок с лишним лет спустя после первого просмотра сохраняется ощущение чуда, удивляет и восхищает отточенность формы. А когда-то я шёл на фильм с чувством большого любопытства; ну как же, увижу фильм знаменитого режиссёра, столь ярко воплотившего тему неспособности послевоенного поколения образованных европейцев понять друг друга. Однако, отношения с «Затмением» поначалу не складывались: я желал понять, что хотел сказать автор, а смысл, этой, вроде бы простой ленты, от меня упорно ускользал.

По своему куцему юношескому опыту общения с искусством я начинал разбирать любую ленту с сюжета. Но на этот раз всё в фильме оказалось достаточно, даже слишком, обыденно. Показан фрагмент жизни красивой, обеспеченной и, вероятно образованной (знает испанский и немецкий) бужуазки Виттории. Позднее узнал об этом, как о продуманном ходе режиссера. Тот говорил, что, во-первых, лучше всего знает такую среду, а во-вторых, «помести он героев в «пролетарские» условия, стеснённые материальные обстоятельства воспринимались бы зрителем как причина их эмоционально-психологических проблем». Но вернёмся к «Затмению». Действие развёртывается неспешно. 20 минут экранного времени Виттория расстаётся с женихом Риккардо. Уходит с печалью, после неприятного ночного объяснения, но видимо любви к нему не испытывает, а приспосабливаться к нему не желает. Правда он вроде бы не хочет расставаться с ней, довозит до дому, обещает позвонить, однако когда пара прощается, она оборачивается и смотрит ему вслед, а Риккардо не делает этого. Следующие 40 минут героиня одна: ровная спокойная жизнь, подруги, поездка в другой город, Только на втором часу действия определяется новый кандидат в бойфрэнды – биржевой маклер – Пьеро. Молод, красив, обеспечен – чем не жених. Кажется и Виттория не прочь завязать более прочные отношения, но… ничего не получается. На последнее из назначенных свиданий не приходят оба. Конец. Сколько подобных и более динамичных историй показано с экрана – не счесть.

И всё-таки фильм оставляет стойкое впечатление и чувство того, что в нём скрыто нечто. А значимость столь немудрёному сюжету придает НАСТРОЕНИЕ, которое немыслимо описать, а нужно только ВИДЕТЬ. Антониони, как большой талант, мастерски создает ОСОБУЮ АУРУ углубляющую сюжет. Она начинает проявляться с первых минут через совершенство композиции и законченность чуть ли не каждого кадра, через минимальное присутствие музыки и экономное использование слова. Здесь играет роль каждая мелочь, даже самая незначительная на первый взгляд деталь. Приходиться концентрировать чувства, внимание и тщательнейшим образом смотреть на всё не пропуская ничего: ни урбанистически красивые городские пейзажи или колышущиеся деревья в кадре, ни Витторию стоящую в проёме двери, как в раме или ни решительной походки случайного прохожего («какое красивое лицо»), ни колонну разделяющую мужчину и женщину, ни интерьер квартир или поцелуи сквозь решётку… Времена дня меняются: на экране утро, вечер, ночь, опять день. Но особенно привлекают кадры дневного города с его полупустыми улицами, пронизанные каким-то умиротворённым светом (в одной из таких сцен звучит тонко попадающая в настрой композиция Чарли Паркера). Действие идет в неторопливом, но не медлительном ритме, хотя в нём много долгих планов. Поэтому мы имеем возможность прочувствовать связь персонажей ленты с окружающей их средой, присмотреться к лицам, поведению Виттории и Пьеро, других людей. В таких фрагментах много тишины, печали, покоя и элегической грусти, ПОЭЗИИ,  и это мир Виттории.

Есть у этого развёрнутого настроения эмоциональный контраст — сцены на бирже: «суета сует», сумасшедший дом, в котором брокеры мечутся от одного к другому, или к телефону. Здесь за прибылью не видят людей, ежесекундно куют деньги из воздуха, а минута скорби тянется невыносимо долго. Это и есть мир ПРАКТИЦИЗМА, мир Пьеро (Ален Делон),  где он чувствует себя  как рыба в воде.  Здесь юноша нужен для клиентов только, как полезный человек, и не более; по собственному признанию он для них «девушка по вызову». В таком чередовании двух эмоциональных сфер уже заложен внутренний конфликт определяющий крах отношений между главными персонажами. Не здесь ли оказалось заложено затмение помешавшее мужчине и женщине найти друг друга?

В одном из сайтов я нашёл мнение, что «для Антониони актёры были всего лишь пешками в партии, или, как он однажды выразился, «движущимися пространствами». Возможно это и так, но талант Моники Витти категорически не укладывается в такую точку зрения. Она не просто одушевила умозрительную концепцию режиссёра, но наполнила её глубоким эмоциональным содержанием. Её Виттория, прежде всего, незаурядная натура, со сложным внутренним миром не желающая лгать ни себе, ни другим. Внешне она сдержана, но это состояние женщины потерявшей уверенность и не нашедшей места в жизни, настоящей любви. Её чуткость проявляется, прежде всего, в мимике, недаром режиссёр часто показывает лицо героини крупным планом. И здесь на контрасте со спокойствием мы видим просто захватывающее сочетание самых разнообразных эмоций: сомнения, нежности, страха, неуверенности, смятения, тоски… Только два примера. Первый — сцена с переходом через дорогу и первым поцелуем. Вторая – эпизод, когда Виттория и Пьеро прощаются после встречи в офисе юноши. Казалось бы, всё хорошо, но молодая женщина, спускаясь по лестнице, уже знает, что дальше ничего не будет. Нет слов, но все написано на её лице и в глазах. При воспоминаниях о «Затмении» во внутреннем зрении в первую очередь всплывают кадры с Мониеой Витти. Таковы же и короткие, но ёмкие диалоги. Виттория может задать вопрос на который Пьеро не находит ответа: «Куда деваются деньги на бирже?». А знаменитый ответ юноше: «Я хотела бы не любить тебя вовсе, или полюбить гораздо сильнее». Воистину, без большого таланта Витти фильм не был бы столь впечатляющим.На мой взгляд, по прошествии почти полстолетия, когда уходит поколение, проблемы которого отразил Антониони его фильм воспринимается уже несколько по-другому. Не читаются в нём широкие обобщения, но показ трагедии непонимания на личностном уровне звучит всё также убедительно. В целом, я просмотрел почти все его работы и у меня сложилось мнение, что до «Затмения» его творчество развивалось по восходящей раскрывая и углубляя одну только тему. Я никоим образом не осуждаю режиссёра — у каждого творца свой путь. Но уже с «Красной пустыни» начались самоповторы, когда, исчерпав возможности темы в её чёрно-белом прочтении, режиссёр решил подключить цвет. Ещё далее он вышел с той же проблемой за пределы Италии, но почти ничего нового сказать не смог. Конечно, есть находки, иногда гениальные – вроде знаменитой сцены с игрой в воображаемый мяч в финале «Фотоувеличения». Но этот великолепный эпизод в моих глазах выглядит самодостаточным и делать ради него целый фильм значит обрекать зрителя на ожидание «момента истины». Более того, итоговая работа Антониони «Профессия — репортёр» стала, по моему, энциклопедией самоповторов. Не спасло ленту даже мастерство Джека Николсона.

А «Затмение» так и осталось для меня шедевром глубины и тонкости, изящества и поэзии. Неподвластным времени и достойным восхищения.