Длительность 95 минут
Экранизация автобиографической книги крупнейшего израильского писателя Амоса Оза (р 1939). Это многозначный роман-размышление умудрённого опытом человека о смысле жизни, о вечных проблемах бытия пропущённых через призму личного опыта автора. В нём органически соединяются воспоминания о его детских и юношеских годах с картинами переломной эпохи середины — конца 1940-х, страницами более позднего времени, с портретами встреченных им знаменитых соплеменников, таких как Иосеф Клаузнер, Шауль Черниховский, Шауль Агнон, Зельда Шнеерсон, Давид Бен-Гурион и др. В произведении отсутствует единый сюжет; его различные линии соседствуют и вольно переплетаются между собой, создавая, однако, цельное полотно существования интеллигентной семьи «олим ме-Европа». Её представители — носители высокой культуры — мечтают об органическом вхождении в насыщенную особым смыслом борьбу халуцим, но вынуждены вести непростую борьбу за существование в новой для них стране. Все это описано достаточно традиционно, с пристальным вниманием к мелким, внешне малозначащим деталям. Но предлагаемая нам проза прекрасно написана и психологически удивительно точна. Она заставляет вспомнить о лучших образцах литературы минувшего века, рождающих у думающего читателя чувство сопереживания, некой духовной общности с писателем.

Уточню сразу: как автор аннотации, я стремился дать оценку не произведению, а фильму. Поэтому должен восхититься храбрости, даже известной доле авантюризма у звезды Голливуда, но начинающего режиссёра, выбравшему для полнометражного дебюта столь сложный, не кинематографичный материал. Ведь в нём на первом месте стоит осмысление духовного опыта, а событийная основа занимает хоть и важное, но всё-таки подчинённое положение. Неудивительно, что Натали Портман пришлось резко сократить первоисточник, обрубая многие смысловые пласты. Ей пришлось выстроить сюжет, соединяя по своему усмотрению различные эпизоды и намёки Оза, а временами изменять их, давая тексту своё толкование. При этом она выделила для своего экранного прочтения образы и мысли, вызвавшие у неё душевный отклик, хотя, стремилась по-возможности сохранить эмоциональный строй книги.Неудивительно, что в центре внимания актрисы и режиссёра оказалась Фаня Мусман, жена Арье Клаузнера. Женщина с интенсивной внутренней жизнью, впитанной с детства любовью к книгам, обладавшая даром не просто слушать, но выделить в разговоре его стержень и двумя-тремя словами направить его в совершенно новое русло. («Но если выбиралась она из своего молчания, произносила одну-две фразы, то, как правило, после ее слов беседа уже не оставалась такой, какой была прежде»). Возможно толчком для показа её глубокой внутренней драмы стали слова-завещание главной героини сыну сказанные уже в конце повествования: «Однажды ты женишься, и у тебя будет семья, так вот я очень прошу тебя не брать для себя в качестве примера семейную жизнь мою и твоего отца». «Эту её просьбу, — добавил Оз, — я помню слово в слово» Удивительный и трагический вывод! Казалось бы со страниц книги сходит гармоничный союз двух интеллигентов, знающих по нескольку языков, объединённых общностью интересов. Корректность, вежливость, внешние проявления любви. Но нет здесь внутреннего родства, которое возникает только как результат сильного чувства. Отсюда все усиливающееся ощущение со-существования совершенно чужих людей в котором страдает более чуткий партнёр — Фани. И, как результат, постепенно развивающаяся безысходность, трагический выход из которой в смерти.Такое движение сюжета в сценарии начинает очерчиваться с первых минут действия, когда семейство Клаузнеров торопится на почту исполнить ежемесячный обряд — позвонить по телефону родственникам в Тель-Авиве. И сразу начинают проявляться различия с первоисточником В книге каждый подобный разговор состоит из малозначащих фраз, но за его описанием стоит глубокое замечание писателя: «Эта пустая беседа вовсе не была пустой — она была лишь невыразительной. Мне, сегодняшнему, те телефонные разговоры показывают, как трудно было им — всем, а не только моим родителям — выразить свои личные чувства. Там, где дело касалось чувств общественных, они не испытывали никаких трудностей, они не боялись показать свои чувства, они умели говорить. (…) Но едва они пытались выразить свое личное чувство, выходило нечто вымученное, сухое, возможно, даже полное опасений и страха. Это было результатом того подавления чувств и тех запретов, что передавались из поколения в поколение. Система запретов и тормозов была удвоенной: правила поведения европейской буржуазии умножались на обычаи религиозного еврейского местечка. Почти все было «запрещено», или «не принято», или «некрасиво». По мнению Оза, сеанс общения одинаково важен как для Арье (Гилад Кахана), так и для Фани и малолетнего Амоса, ибо говорят поочерёдно все трое. Но на экране акценты смещены: глава семьи договорив сам, решительно кладёт трубку, не предлагая её жене и сыну. Мимолётный, но очень значимый штрих, показывающий замкнутость супруга на своё бытие. В дальнейшем, особенно во второй половине действия, внутренняя отчуждённость мужа и жены, порождённое ею болезненное состояние Фани передаётся все более отчётливо. Поэтому у талантливейшей актрисы Натали Портман оказывается благодарный материал для впечатляющего воссоздания духовного кризиса своей героини.Вторая важнейшая сюжетная линия — взаимоотношения матери и сына. Фани обладает неуёмным воображением и её «странные иногда страшные» повествования, включающие неожиданные, фантастические повороты, часто имеют глубокий, недетский смысл. Но, именно этим своим даром она вовлекает мальчика в мир вымысла, развивает у него стремление сочинять истории и, по сути, благословляет на писательство. По роману, Амос любит, но не всегда понимает самого близкого ему человека, и лишь после его смерти, по прошествии значительного времени осознаёт насколько была ему близка эта душа. В этом контексте особенно любопытна попытка придать одному из рассказов матери — «индийской притче» — важное и символическое значение. Вот её почти полный книжный вариант. «Много лет тому назад жили-были два монаха, принимавшие на себя всевозможные строгие обеты и аскетические запреты. В частности, дали они обет пешком исходить всю Индию из края в край. И обет полного молчания: ни один из них не произнесет ни единого слова, даже во сне, во все дни их пешего путешествия. (…) Но вот однажды, когда шли они берегом реки, услышали оба крик о помощи — кричала женщина, тонущая в бурном потоке. Без слов и разговоров младший из монахов бросился в воду, на своей спине вынес тонущую женщину на берег, молча положил ее на песок, и оба аскета продолжили путь в полном безмолвии. И вот, спустя полгода или даже целый год, вдруг спросил молодой монах своего товарища: «Скажи мне, как ты думаешь — я согрешил, неся ту женщину на своей спине?» Но товарищ ответил ему вопросом на вопрос: «Что, ты все еще продолжаешь нести ее на своей спине?». На экране нет никакого заключающего историю обмена репликами — налицо только ситуация спасения, врывающаяся в повествование несколько раз. В ней младший монах — это сам малолетний Оз. Его старший «коллега» — мать Фаня (см фото). Но она же и женщина, тонущая в бурном потоке (!!). Похоже главный персонаж оказался на распутье между двумя ипостасями самого дорогого для него существа. С одной стороны — оно ведет его по жизни. Но с другой страдает и его нужно спасти. От чего? От диктата Арье — мужа и отца в этом треугольнике. Чтобы точнее понять это необходимо обратиться к одной из фантазий маленького Амоса, мечтавшего стать пожарником и в один прекрасный день спасти мать и взять её под защиту. «Из каких темных нитей мог я соткать себе эту эдипову фантазию, которая не отпускала меня в течение нескольких лет? — отмечает писатель.
При столь углублённом показе внутрисемейных конфликтов исторической ситуацией пришлось пожертвовать и она, во многом, осталась хоть и значимым, но всё же фоном для знания которого лучше всё-таки знать роман. Вот мы видим вавилонское столпотворение в тесной, обычно забитой книгами, квартире Клаузнеров. Во время Войны за Независимость. Именно тогда в их относительно безопасное жилище стали стекаться обитатели верхних квартир и опасных кварталов Иерусалима, заселив каждый уголок, каждый квадратный метр. А вот боец Хаганы распускает класс в школе и активные подростки бегут на пустыри в виду у занятого арабами Старого города собирать пустые бутылки для «коктейлей Молотова». Смертельно опасное занятие, во время которого легко можно стать жертвой иорданского снайпера, подобно женщине развешивавшей бельё во дворе или играющего в мяч еврейского мальчика. Но, пожалуй, самой впечатляющей из этого ряда стала сцена общего слушания во дворе через старый радиоприёмник голосования в ООН по разделу Палестины. Казалось бы подобных сцен в разных фильмах мы видели немало, но Портман — режиссёр нашла свою достоверную интонацию в которой в центре всеобщего ликования осталась именно крупица «нового ишува» семья Клаузнер. Сколько надежды отражено в их напряжённом ожидании (см фото)Не всё в ленте равноценно. Достаточно много фрагментов просто иллюстрирующих текст. Для сведения концов с концами режиссёру пришлось достаточно широко использовать закадровый голос — «от автора». Можно сказать, что он как бы в двух лицах: часть реплик отдана старому писателю, другая — ему же, но ещё мальчику. Однако, даже при таком приёме (как видно из предыдущего текста аннотации) нужно знать книгу. Ибо есть несколько эпизодов, которые без знакомства с романом воспринимаются в фильме непонятной и ненужной случайностью. Такова женщина рвущаяся к своей отталкивающей её дочери и впоследствии поджигающая себя в некой хижине. Лишь из текста мы узнаём о драме Ирины Стилецкой, с которой читатель «Повести о любви и тьме» может ознакомиться сам. Бегло обрисована сцена посадки огорода Арье Клаузнером. В книге эта эпопея является очень важным штрихом для характеристики отношений в семье главной героини. А на экране получилась юмористическая сценка об интеллигенте-книгочее, замахнувшимся по примеру халуцим на обработку земли, но неспособном вскопать и засадить овощами даже грядки. Не в полную силу прозвучала история драматического посещения малолетнем Амосом арабской семьи. Словом эту ленту лучше всего смотреть после прочтения книги.
Однако, следует ещё раз напомнить о сверх-сложности стоящей перед режиссёром задачи. Экранизация Амоса Оза не менее трудоёмка, чем (для примера) поиск экранного эквивалента прозы Марселя Пруста (хотя Фолькеру Шлёндорфу и удалось это сделать в своей ленте «Любовь Свана» — см каталог). Вдумчивое толкование сложнейшего литературного текста Натали Портман, её интересную попытку расшифровать символику произведения, следует признать удачей. Она смогла передать некую ауру романа, убедительно показать историческую атмосферу Иерусалима 1940-х и развернувшуюся на этом фоне духовную драму. Всё это сделано в лучших традициях европейского интеллектуального кино. Впрочем, любовь к творчеству Оза вызвала разноречивые, в том числе и отрицательные, оценки фильма. Автор стал его сторонником, хотя смотрел ленту в оригинале, на иврите, которым владеет недостаточно свободно. (К слову о названии. тьма в нём, конечно, образ и синоним смерти. Но, кроме того, в иврите с тьмой связано слово бездетный). Ниже приведены два положительных отзыва о ленте взятые из англоязычных сайтов.«Красиво сделанный фильм, медленный темп которого отражает стремление Портман донести ритм книги Оза. Её работу можно понимать как один из многих возможных вариантов интерпретации литературного текста. Я увидел на экране чудесную визуальную транскрипцию романа, его неизбежного развития к финалу, столь же неотвратимого как и движения к смерти в Патетической симфонии Чайковского. Портман воссоздала в своей ленте целую эпоху, предложив зрителю её оригинальную интерпретацию и дав своеобразную, иногда запоминающуюся, режиссёрскую концепцию. Я чувствую, что мне очень повезло, ибо я увидел «Повесть…» до прочтения книги. Полагаю, достоинства фильма только повысят мою оценку произведения Оза, когда я с ним ознакомлюсь. Буду помнить «Повесть о любви и тьме» как один из лучших израильских фильмов, основанных на большой литературе».
«Режиссёрский дебют Натали Портман заставил меня относиться к ней с еще большим восхищением чем прежде. Абсолютно неожиданно она представила интересную ленту. Зрелая режиссура, совершенная актерская работа и всё это сделано на иврите, который нужно не просто знать но глубоко чувствовать для передачи духа столь талантливого текста. Кроме всего прочего, она выбрала для своего фильма важную часть истории Израиля. Мне было трудно прийти в себя от глубокого, можно даже сказать мощного впечатления. С нетерпением жду возможности, увидеть ей последующие режиссёрские работы, ибо увидел в её дебюте несомненный талант. Пожалуйста не пропустите этот фильм».