Длительность 120 минут

Одно из самых интересных исследований причин возникновения нацизма и корней антисемитизма. Действие развёртывается в Мюнхене 1923 года, в дни предшествующие первой ещё неудачной попытке Гитлера захватить власть. Германия в прострации. Курс доллара достиг 5 миллиардов марок, Франция уже оккупировала Рурскую область, «большинство людей утратили веру в настоящее и в будущее». Голод; бедняки ночами выстаивают огромные очередь за хлебом, павшую на улице лошадь тут же свежуют. Идёт борьба между левыми и правыми с которыми правительство ничего не может поделать. Уже бесчинствуют штурмовики, заставляя неугодных драить тротуары (полиция благодушествует – она «не при исполнении») и устраивают погромы. Демонстрируют недовольство ветераны. Нарастает ощущение тревоги; как заметил один из персонажей — страж порядка — «все боятся, я тоже, из-за страха я не могу спать». Кто-то лихорадочно веселится, кто-то предаётся воспоминаниям о стабильном прошлом и хором распевает сентиментальные песни.

Вот в это время в задрипанных номерах случилась трагедия: покончил с собой американский цирковой артист, еврей Макс Розенберг. В неразборчиво написанном последнем письме с трудом удалось разобрать два слова «отравление прогрессирует». Брат и коллега покойного Абель (Дэвид Кэррадайн) не смог внятно объяснить полицейским причины поступка близкого человека.

Внешняя причина вроде бы понятна. Макс повредил руку, дуэт воздушных гимнастов лишился популярного циркового номера, денег, известности. Он перестал выступать, но покойному вроде бы удалось найти какой-то заработок в переполненном безработными Мюнхене. Абелю повезло меньше: слонялся по улицам, стал пить, опустился, поругался с братом. А ведь, судя по следующему заявлению он неглуп. «Евреи так же глупы, как и неевреи. Если еврей попадает в историю, он сам виноват. Он попадает в историю потому, что глуп. Я не намерен делать глупости и не попаду в историю». Похоже, личная драма вышибла его из колеи и уравняла со многими немцами. Единственная, кто поддерживает несчастного — жена Макса Мануэла (Лив Ульман). Однако даже её живое участие, в котором проглядывает чисто женский интерес, не может остановить бывшего циркача от нравственного падения и  от распада личности. Единственное желание мужчины, чтобы его оставили в покое, но у полиции к нему свой интерес. За короткое время в окружении братьев Розенберг произошло семь загадочных убийств и инспектор Бауэр надеется найти через Абеля нить для раскрытия этих запутанных дел. У хлебнувшего бед  человека своё объяснение настойчивых приставаний детектива, возникшее в состоянии нервного срыва: «Я знаю почему вы это делаете. Потому, что я еврей». Но Бауэр не антисемит. Этот старый волк сыска шестым чувством ощущает верность своей догадки и «нюх» его не подводит. Случайно устроившись на работу в архив клиники Святой Анны, Абель вплотную приближается к разгадке многочисленных преступлений. Они связаны с деятельностью старого знакомого братьев Розенберг Ханса Вергеруса.

Как вспоминает о нём Абель, «Его отец был какой-то шишкой, кажется, членом Верховного суда. Маме не нравился Ханс. Его никто не любил, но все считали его гениальным. Как-то раз мы поймали кошку … Ханс вскрыл её ещё живую и показал мне как бьётся её сердце». Многозначительная деталь! Спустя много лет Вергерус обладатель медицинского диплома, но он не врач. Ему глубоко чужд принцип Гиппократа «не навреди», ибо, по его мнению «человек – ошибка природы», а стало быть в обращении с ним всё дозволено.  Вот оно обоснование антигуманных опытов над людьми, которые тайно проводятся в клинике — испытаний на сопротивляемость невыносимым условиям и запрещённым препаратам. Их цель выяснить скоро ли человек поставленный в немыслимое положение откажется от основных нравственных принципов и станет способным на преступление, полное подчинение влиянию извне или даже на самоубийство. Добровольцев искали и находили среди безработных, от голода готовых на всё за еду и малую толику денег. Вергеруса не интересовали последствия опытов (кстати, Макс стал их жертвой), ему была чужда боязнь преследования и даже смерти. Но, запечатлённые им на кинопленке и показанные Абелю жуткие мучения «пациентов», откровенно напоминают позднейшие свидетельства об экспериментах доктора Менгеле и ему подобных. Становится понятным заявление убеждённого садиста «Мы опередили своё время. Через несколько лет наши эксперименты будут продолжены в грандиозных масштабах». Вот оно змеиное яйцо через скорлупу которого видны пропорции будущей гадины фашизма.

И на эту картину органично накладывается воинствующий антисемитизм, предвещающий трагедию Холокоста. Вот зачитанный антрепренёром Холлинджером фрагмент из реакционной газеты: «Грядут ужасные перемены. Со всех сторон к нашему горлу тянутся руки обрезанных язычников-азиатов. Истребление христиан, учинённое евреем Оскаром Цедерблюмом, известным под фамилией Ленин могло бы заставить покраснеть даже Чингиз-хана. Свора жидов-террористов, натасканных на убийство и насилие рыщет по стране, вздёргивая на передвижные виселицы честных горожан и фермеров. (…) Будете ли вы выжидать пока в вашем городе, как в России начнут свою кровавую работу большевики и вы споткнётесь о тела ваших жён и детей? Страшно жить в наши дни». Виновник назван и вот уже вооружённые этими идеями штурмовики идут «защищать» немцев и громить принадлежащие евреям заведения. Перед поджогом кабаре командир и, явно, идеолог отряда заявляет «Неужели алчные евреи будут выставлять напоказ всякие извращения и садистские свинства? Если еврейству нашего времени не будет поставлен заслон, наш народ погибнет ещё при нашей жизни. Немецкий народ погружается в болото, подобно другим народам, связавшимся с растлителем человечества – всемирным Иудой». Всего две выдержки, но как точно они передают взгляды фашистов. И, хотя в финале сообщается о крахе путча «господина Гитлера», о «победе демократии», зритель помнит её истинную цену  и исторические последствия этой победы.

Бергман ни на йоту не отступил от своей манеры воплощать серьёзные размышления в глубокие, психологически обоснованные образы. Честь ему и хвала. Для думающего зрителя, интересующегося отражением еврейской темы в серьёзном кино.