Длительность 97 минут
Фильм вызвал в своё время оживлённую дискуссию, ибо поднимал в сложной художественной форме целый ряд болевых проблем, сочетая реализм с символизмом. Именно его спорность, по мнению ряда киноведов, способствовала получению им призов нескольких фестивалей. По словам одного из критиков перед нами «Смелый гибрид реализма и фэнтези, психологический триллер, исследующий трагедию Ближнего Востока». Начнём с сюжета. 20-летнего американского еврея Дэвида Адлера (Итай Тиран), сына пережившего Холокост немецкого музыканта, глубоко возмущало нежелание отца возвращаться к воспоминаниям о трагических временах. Между тем, его папа, известный в Америке исполнитель Генри Адлер, намеренно молчал о периоде Катастрофы. Всю послевоенную жизнь он выстроил как нормальный человек, силой воли перечеркнувший в сознании жуткие испытания Шоа. Его сын, напротив стремился узнать правду, дабы глубже понять свою национальную идентичность. Преследуя эту цель, юноша приехал в Израиль и пошёл на службу в ЦаХаЛ. Он честно выполнял все приказы, но однажды во время патрулирования допустил роковую ошибку —  случайно застрелил палестинскую девушку. После этого главный персонаж впал в кататоническое состояние и его поместили в психиатрическую больницу. находящуюся на руинах палестинской деревни Дейр-Ясин.

Она печально прославилась, когда 9 апреля 1948 года еврейское ополчение вошло в это поселение и убило более 100 арабов. Вскоре после этого там построили лечебницу первыми больными в которой были душевно травмированные в Холокосте. Место считалось нехорошим, существовало стойкое поверье, что и по сей день пациенты сталкиваются с призраками погибших жителей.
В больнице Дэвида начали постоянно преследовать привидения, но он не мог расшифровать смысл их сообщений. Потерявший зрение пациент Музельман (Мони Мошонов), также переживший Холокост, настоятельно советовал Дэвиду, внимательно слушать призраков, которые явно хотят сообщить ему нечто важное. Вместе с тем, подобно слепому пророку Тиресию из греческой мифологии, Музельман знал, что правда не несет искупления, всепрощения и облегчения. Именно поэтому он никогда не пытался восстановить свою жизнь после лагерей, так и продолжая существовать между мирами мертвых и живых, Эта двойственность позволяла Музельману выступать посредником в общении призраков и Дэвида. Тем временем врач главного персонажа Ицик Шемеш (Макрам Хури) под давлением начальства, ввёл пациенту экспериментальный препарат, надеясь избавить его от последствий шока и позволить жить нормальной жизнью. Лекарство не прошло необходимых испытаний и его использование с этической и профессиональной точек зрения являлось большим риском. Однако доктор вынужденно пошёл по этому пути лечения, получив на это разрешение от Генри Адлера. После существенного улучшения состояния здоровья Дэвид возвратился в Нью-Йорк под опеку отца, веря, что его ужасное прошлое позади. Однако судьба уготовила ему новый драматический поворот; он встретил и полюбил женщину Лилу (Клара Хури), оказавшуюся палестинкой. И все его загнанные внутрь психологические травмы вновь вышли на поверхность…
Линейный сюжет, судя по описаниям постоянно прерывается флэш-бэками. Поэтому зрителю приходится не только бдительно следить за его развитием, но и додумывать нюансы отношений между персонажами, проблематику режиссёра.. Возможно именно поэтому критика встретила фильм по большей части отрицательно. Сара Широн из журнала Boxoffice Magazine оценила фильм на 2,5 звезды из 5 и написала: фильм «сложный и иногда сбивает с толку», он «пытается дотянуться до какого-то, пусть и маниакального, изложения истин, которые лежат в основе бытия». Киновед Эмануэль Леви сделал вывод: хотя «тема менее чем захватывающая» и существует «благородное намерение создателей фильма», повествовательная стратегия и техническое исполнение «оставляют желать лучшего». Мишель Оранж из The Village Voice считает, что «широкие мазки» «наложены с импрессионистской энергией и тематической сложностью (…) если бы режиссер не поддался крайностям, он мог бы поднять фильм с его якорных стоянок». Жанетт Катсулис из The New York Times коротко написала: «послание достаточно ясно», но «его исполнение — беспорядочно».
Однако у «Всепрощения» нашлись и защитники. Один из них Ален Бадью, посвятил фильму большую статью (http://www.lacan.com) в которой счёл работу режиссёра Уди Алони многозначной, философской и выделил в ней четыре содержательных слоя. Вот их суть в конспективном изложении.
• Историческое измерение. Непростые размышления о взаимосвязи Израиля и Палестины. По мнению Бадью существование «Палестины» мешает Израилю стать воплощением еврейской универсальности в глазах всего мира. Так же, как «Израиль» мешает Палестине стать воплощением арабской универсальности. Это происходит потому, что Палестина вписана в самую суть Израиля. Даже мертвые палестинцы, их личные вещи, обломки их культуры представляют собой почву, на которой развилась израильская культура, точно так же, как психиатрическая больница была построена на развалинах арабской деревни, разрушенной во время войны 1948 года. В идеале земля где сосуществуют два этноса могла бы быть общей и только так узел повседневной жизни, который вместо объединения разделил палестинцев и израильтян мог бы быть развязан.
• Гуманистическое измерение. Идея фильма ни в коей мере не отразила политический кризис в нынешнем смысле этого слова. В сюжете автор показывает что есть, что могло бы быть в настоящем, и что должно быть в будущем. В реальности: разделение, война и насилие. Но общая любовь к земле и арабов и евреев могла бы выступить, как мощная объединительная сила. На её основе сочетались бы разнородные элементы сливающиеся в единую разностороннюю культуру, где нет места насилию. И, наконец, то, что должно быть в будущем заложено уже в названии «Всепрощение». Эта исходная точка — основа для движения вперёд, преодолевая созданное ложью политиков разделение. Комбинированное сотрудничество еврейской и арабской универсальности на неделимой территории будет иметь умиротворяющее и творческое влияние на окружающий мир.
• Третье измерение — психоаналитическое, самое существенное из всех измерений. Оно включает в себя две центральные проблемы. Первая — признание сыновьями опыта отцов и, соответственно, признание отцами права сыновей быть полноценными личностями и выбирать свой путь в жизни. Вторая — выстраивание взаимопонимания с палестинцами. Здесь вопрос в том продолжать ли идти путём насилия, войны, приносящей трагедии, как евреям, так и арабам. От вреда, причиненного палестинцам, возникает зловещая уверенность в том, что миллионы убитых евреев умерли напрасно, независимо от того, сколько памятников возведено для них. Только в случае мира и взаимопонимания между различными этносами в Израиле каждый памятник посвященный погибшим в Катастрофе станет живым памятником бесконфликтной Палестине. Это ещё не всё. Фильм очень современный призыв к осторожному использованию психоанализа и предупреждение против широкого использования химических лекарств. Чтобы вылечить молодого солдата старый еврейский врач — сыгранный с удивительной естественностью великим палестинским актером — противодействует как может официальным директивам, Они предписывают ввести пациенту шприц полный сыворотки забвения и доктор уступает силе государства. В этом сюжетном повороте мы видим подключение к первому измерению: на орошённой кровью земле, использование химикатов для забвения готовит бесконечное повторение насилия.
• Четвёртое измерение, Бадье называет «культурно-полифоническим». Оно состоит в насыщении повествования художественными и культурными имплантами, пришедшими на Святую землю из четырех миров. Это старая европейская культура, тонкая арабская вязь, американская воля к жизни и еврейская духовность. Как показано на картине Израиля путь к спасению приходит не сам по себе. Это не какой-то мягкий принцип толерантности и уважения к различиям. Речь идет о том, что современная универсальность не может принадлежать ни к какому единому наследию. Скорее всего, это нечто вроде оплетки узлов, некоторые крупные и жесткие, некоторые меньше. И в такой связи Израиль и Палестина являются узлами, где различные культурные влияния могут сочетаться вместе. Именно в их соединении может возникнуть нечто совершенно новое. Итоговой вывод автора:
«Повествование включает в себя бунт, насилие и войны, любовь, преступность и безумие, суицидальные попытки и окончательное спасение. Мы имеем здесь все элементы мелодрамы. Однако и в этом жанре индивидуальные решения являются символами исторических и политических решений. К финалу вырисовываются два возможных окончаний. Либо молодой человек, символизирующий Израиль, принимает эту память будучи убийцей, тогда мир и примирение становится невозможными. Или же молодой человек окружает себя в тишиной, забвением, повторением насилия, что ведёт к суициду. Широкий уровень обобщения говорит о том, что продолжение современной политической ориентации является реальной угрозой смерти Израиля, к историческому самоубийству. Я называю эти четыре измерения, ибо цель фильма, как произведения искусства, объединить все четыре аспекта, заставить их держаться вместе. Художественное измерение, таким образом, превращается в пятое измерение, связывая вместе четыре других«.