Длительность: оригинальная копия 108 минут, сокр вариант 78 минут

Вариант перевода названия “Далёкое пиутешествие“. Первая попытка отразить Холокост в чехословацком кино. Её автором стал получех-полуеврей Альфред Радок (1914 – 1976), в прошлом сам узник концлагеря Клеттендорф близ Вроцлава, откуда ему удалось бежать. Для него эта работа стала дебютом в игровом кинематографе. Часть сцен снималась в Праге, другая в Терезине, где во время войны находилось в заключении около 150.000 чешских евреев. Это место не считалось фабрикой смерти, но он было транзитным лагерем, откуда постоянно отправлялись эшелоны в Освенцим, Треблинку… Впрочем даже в его «мягких» условиях, от голода и болезней умерло около 35.000 человек. Фильм был хорошо встречен за рубежом, но запрещён в Чехословакии, не показывался в течение 40-ка с лишним лет и до настоящего времени почти неизвестен. Оценка ленты сделана по материалам различных источников и, прежде всего на основании содержательного анализа сделанного Иржи Сесларом (http://www.ce-review.org/01/20/kinoeye20_cieslar.html). Этот критик выделяет как минимум три смысловых уровня фильма. Остановимся на двух.

Первый на уровне сюжета, который начинается почти сразу же после захвата Праги немецкими фашистами. Врач Хана Кауфманова (Бланка Валевска) уволена с работы исключительно потому, что она еврейка. Этот факт совпал с началом репрессий в рамках выполнения одного из первых распоряжений оккупационных властей. Однако именно в эти страшные дни коллега Кауфмановой чех Тоник (Отомар Крейча) предложил ей руку и сердце. Их свадьба свершилась почти тайно на фоне стремительно нарастающего антисемитизма – отец жениха не одобрил поступок сына и не явился на торжество. Уже готовились списки евреев для отправки в концлагеря, вскоре началась их массовая депортация. Были отправлены в Терезин родители Ханы, но её (по причине межнационального брака) какое-то время не трогали.  Однако наступил день, когда и она отправилась в «долгий путь», а действие фильма перенеслось в Терезин – «образцовый лагерь», «город который Гитлер подарил евреям», единственное место куда допускались делегации международного Красного Креста. В фильме есть эпизод, когда евреек заставили драить тротуары перед приездом подобных гостей.

Радок шёл по особому пути, действуя на уровне символики и метафор . Как пишет Сеслар: «В отличие от тяготеющих к документальности польских художественных фильмов «Последний этап», «Улица Гранична» чешский режиссёр показал не реальную картину, а некое видение Терезина, как огромного, гротескного железнодорожного вокзала, эдакого вестибюля лагеря смерти, где владычествует хаос. Это место, без полов и потолков, со многими препятствиями: косыми стенами и таинственными звуками за кадром. Может выглядеть парадоксальным, но в своём фильме Радок широко использовал приёмы немецкого киноэкспрессионизма 1920-х годов, где действительность преломлялась через видения Таковы кадры движения ночного поезда не по рельсам, а непосредственно по узким улочкам центра города. Это похоже на кошмарный сон, но режиссёра увидел здесь метафору безумия Терезина. Это, безусловно, субъективный подход и неудивительно, что после показа ленты в начале 1990-х один из узников лагеря был откровенно разочарован и сказал: “В Терезине не было порядка, но там не было и хаоса такого рода”. Действительно, изображение нацистского ада напоминает больше фантазии Франца Кафки (хотя Сеслар об этом не пишет). Режиссёр  избегал прямолинейных решений даже там, где казалось бы достаточно простой констатации факта. Достаточно прочесть описание эпизода самоубийства одного из еврейских персонажей фильма, профессора Рейтера – он выбросился из окна. Режиссёр вводит в кадр целый ряд символических деталей и не показывает сам прыжок. Зритель слышит только удар тела о землю, произошедший на фоне звучащих где-то выстрелов. Но, через эту сцену, мы осознаём трагизм судьбы не одного профессора, но мы получаем образ еврея в эпоху Холокоста, когда и, требовалось мужество, чтобы выбрать свою собственную смерть и таким образом спастись от страданий в эшелоне или от уничтожения в газовой камере.Можно предположить: такая насыщенность действия символикой снижала темп его развития и требовала подготовленного зрителя. Не случайно для массового проката фильма в США его сократили на 30 минут (!)

И всё-таки от связи с реальностью Радока уходить не мог и не хотел. Она проявлялась не только через возникающие на экране кадры фашистской кинохроники и печально знаменитого пропагандистского фильма Лени Рифеншталь «Триумф воли», но через образы вокзала и поездов, как символов зловещей и враждебной власти фашистов. В финале зритель видел Хану на вокзале, в ожидании эшелона с евреями прибывающего с востока. Как писал критик: «Мы не видим ее лица – только силуэт тела, подобный черной статуе». Её судьба, как и участь миллионов её соплеменников, осталась неизвестной, но фильм взывал к поколению пережившему войну и заставлял зрителя задумываться. Дебют Альфреда Радока столь высоко оценённый за рубежом для коммунистического режима Чехословакии оказался недопустимым. Ситуацию осложнила волна антисемитизма, катившаяся из СССР. Для начала ленту «приговорили» к показу в сельских кинотеатрах, а затем окончательно удалили из проката. В дальнейшем режиссёра вытеснили из кино, а позднее и из театра. В 1968 году, после ввода советских танков в Чехословакию, он эмигрировал на запад, где и умер от сердечного приступа в 1976 году. Один из некрологов о нём написал будущий президент Чешской республики Вацлав Гавел. Говоря о своём коллеге, знаменитый Милош Форман в своей книге воспоминаний “Круговорот” дал ему такую характеристику. “За всю свою жизнь я встречал не так уж много гениев. Наш язык (подразумевается киноязык) создаётся скорее лавочниками, чем поэтами и сам этот термин обесценился из-за частого употребления. Но я убеждён, что Радок был самым настоящим гением (…) Ему разрешили снять всего жалкую горсточку фильмов, но первый из них “Далёкое путешествие” остаётся одним из непонятых шедевров мирового кинематографа” (отзыв о фильме не закончен. Требуется его просмотр)