Длительность 500 минут
Минисериал. Экранизация одноимённого романа В.С. Гроссмана (1905 — 1964), одного из лучших и сложнейших произведений советской литературы, правдиво воссоздавшего психологическую обстановку в СССР в период Сталинградского сражения. Эта битва стала для писателя фокусом в котором сошлись многие проблемы советского общества как предшествующих, так и последующих лет. По общему мнению роман писателя продолжил традиции русской военной прозы, идущие от Льва Толстого (недаром имя великого писателя звучит в одном из диалогов ленты). От Сергея Урсуляка и Эдуарда Володарского понадобилось немало смелости перенести его на экран. Здесь не место разбирать достоинства и недостатки этой очень вдумчивой работы. Можно только отметить, что спорные моменты во-многом идут от попыток сценариста осовременить содержание, а достоинства удавшихся сцен предопределены бережным подходом к тексту романа. Нас же в настоящем отклике интересует как отразилась в экранизации еврейская тема, проявившаяся как в изображении Холокоста, так и в показе антисемитизма в СССР.
Тема Холокоста оказалась в фильме существенно ослабленной. Это говорится не в укор создателям эпопеи. В определённых ими для себя рамках – нельзя было объять необъятное. Поэтому за пределами фильма осталась вся история военного хирурга Софьи Осиповны Левинтон, отразившая трагедию евреев СССР. Напомним о ней читателю. Её арестовали на окраине Сталинграда и, вместе с другими соплеменниками, загнали сначала в пересыльный лагерь, а затем отправили в лагерь уничтожения. В тяжелейших условиях, когда люди на её глазах превращались в «грязную и несчастную, лишенную имени и свободы скотину», эта женщина сохранила достоинство и даже чувство юмора. Софья Осиповна стала единственной опорой шестилетнего Давида, впечатлительного ребенка. Она опекала его, ободряла и погибла вместе с ним в газовой камере. Однако в фильм вошли другие весьма важные эпизоды связанные с личностью московского еврея, ученого-физика Виктора Штрума (Сергей Маковецкий), находящегося с семьей в эвакуации в Казани. С первой серии он напряжённо ожидал письмо от матери, оставшейся «под немцами» и получил от неё прощальное послание, где она сообщала о своей грядущей гибели, только в конце 1942-го. Там старая женщина поведала ему о том, как в первый же день оккупации ей грубо напомнили о её еврействе описала свои страдания в гетто и завещала свою любовь. Маковецкий отлично сыграл сцену прочтения письма. Веришь в глубокое потрясение его героя, стремление прислониться к близкому человеку, обнять и, тем самым, хоть немного ослабить горе. При таком исполнении выглядит лишней деталью закадровый текст: «Она (жена) никогда не видела его (ранее — авт) сломленным и убитым, каким бывает ребёнок в безутешном горе». К сказанному добавлю только одно. В основу истории старой женщины легли факты трагической судьбы матери автора романа, расстрелянной гитлеровцами в Одессе.Важное место занимает в фильме тема советского антисемитизма, которую Гроссман исследовал в своём произведении с такой глубиной, как никто из его предшественников. Она начала развёртываться лишь в четвёртой серии с эпизода, когда при составлении списков на возвращение в Москву института где работал Штрум необходимого работника Иду Наумовну Вайспапир поставили в последнюю очередь. Виктор Павлович расценил её объяснение и обиду, как проявление местечковости, но последующие события заставили его задуматься над многими вещами связанными с «пятой графой». Конечно, можно было отмахнутся от слов случайного попутчика: «Абрам из эвакуации возвращается», оценить их проявлением бытовой юдофобии. Но как отнестись к отказу в приёме лаборанта, талантливого исследователя Ландесмана по уже вполне понятной для зрителя причине. Невесёлые мысли вызвало у Штрума знакомство с новой формой «царь анкеты» — именно такую заполняли много лет при поступлении на работу в СССР те, кто постарше. Поэтому так близка многим зрителям сцена обдумывания главным героем дотошных, внешне простых, а на деле каверзных вопросов, ставящих советского человека в полную зависимость от системы. И всё это происходит на фоне развернувшейся травли всемирно знаменитого академика Чепыжина, заменённого на угодливого администратора Шишакова с его постоянной демагогической присказкой: «Самое главное, что мы русские люди». Внешне парадоксально, но по сути типично: еврей Штрум в такой ситуации ведёт себя как достойный русский интеллигент, поставивший нравственные критерии и интересы науки выше политики. Воплощение этой позиции Маковецким – бесподобно. Сказанные его персонажем сестре жены слова: «Вы живёте по совести. Это лучшее, что дано человеку» отражают его кредо. Оценивая окружающую реальность Виктор Павлович приходит к совершенно правильному выводу о бесчеловечности и порочности режима. Но своим упорством добивается только одного: власть начинает его третировать. Общение с опальным учёным становится мерилом нравственности этого испытания основная масса запуганных коллег не выдерживает – исключения единичны. Его перестают замечать, с ним в упор не здороваются, шарахаются от него как от зачумлённого, единодушно осуждают, увольняют. Но этот не слишком практичный человек не сдаётся.Трагедия порядочности? Безусловно. Однако замысел Гроссмана был интереснее и глубже. Выдающейся работой Штрума, выдвинутой на соискание Сталинской премии и личностью её автора, заинтересовался сам «хозяин награды». Время от времени он позволял себе такие либеральные поступки, тут же расходящиеся в общественном мнении и укреплявшие его авторитет. Как и следовало ожидать, после звонка «вождя и учителя» декорации волшебным образом поменялись. Учёного вернули в институт, возили туда и обратно на машине. Предмет его исследований стал магистральным направлением в работе института. Последовали встречи со всесильным Берией, выполнение всех возможных и даже невозможных требований. Какие горизонты для научной работы – дела всей жизни! Естественно внутреннее состояние Штрума: «Я победил… Сталин – это государство, а у государства не бывает случайностей и капризов». Но возник и вопрос: «Странно. Почему я стал столь добродушен к тем, кто ещё вчера преследовал и гнобил меня?» и объяснение: «Ушёл страх, но появилась тревога». И, как выяснилось, небезосновательная. Учёного вовлекли в пропагандистскую акцию международного масштаба по опубликованию «отповеди западным клеветникам» выступившим с заявлениями и «якобы имевших место массовых репрессиях учёных в СССР». Такой была грандиозная спекуляция администраторов от науки и партийных боссов ходе которой осуществлялась подмена правды демагогией, замешанной на ненависти всех здравомыслящих людей к фашизму, в том числе на на чувствах евреев, ненавидевших антисемитизм гитлеровцев. Штрум отлично понимает подноготную замысла, необходимость протестовать, но… Как отказаться от дарованного положения и привилегий? Великолепно передаёт Маковецкий растерянность своего героя, понимающего подлую суть письма и не нашедшего в себе решимости открыто выступить против этой комедии. «Удивительно, ведь недавно я нашел в себе смелость отказаться от жизни. Но как тяжело отказываться от пряников и леденцов!» Актёр прекрасно показал как лихорадочно Штрум выбирает отговорки, уловки, не находит достойных и… подписывает письмо. После этого учёный сломлен, потерял самоуважение; тоталитарный режим добился-таки своего. Думается этот сюжет навеян тяжёлыми воспоминаниями автора романа о покаянной петиции еврейской интеллигенции с возложением на себя и соплеменников в СССР мнимой вины «убийц в белых халатах». О гнусном тексте написанном под диктовку и под принуждением властей в ходе сфабрикованного в начале 1953-го года «дела врачей». Гроссман тогда письмо подписал, но о его состоянии после такого шага нетрудно догадаться. Поэтому столь убедителен и психологически точен показ выбора стоявшего перед каждым даже не творцом, а просто порядочным человеком независимо от «пятой графы»: проявить принципиальность и быть уничтоженным системой, или пойти с ней на компромисс и задыхаться в её удавьих объятиях.В целом работа съёмочной группы оставила хорошее впечатление. Она по-настоящему стремилась и во много преуспела в воссоздании атмосферы той тяжёлой поры. Очень основательный актёрский ансамбль (Кстати, случайно или нет, но Штрум Сергея Маковецкого внешне напоминает автора романа). В моих глазах некоторые фрагменты, такие, как поездка Людмилы Штрум в Саратовский госпиталь где умер её сын (1 половина 7-й серии) относятся к лучшим воплощениям на экране темы войны когда-либо сделанными в СССР и России. Для зрителей интересующихся отражением еврейской темы в советской литературе и российском кинематографе.